«MEDIATOR DEI»

[лат.— Посредник Божий], энциклика папы Римского Пия XII от 20 нояб. 1947 г., посвященная осмыслению богословской сущности, содержания и целей литургической практики Римско-католической Церкви. Положения «M. D.» нашли отражение в нек-рых документах Ватиканского II Собора: энциклика стала важным этапом на пути к принятию Собором конституции о литургии «Sacrosanctum Concilium» и к проведению богослужебной реформы (см.: Evenou. 1997; Wendel. 2004. S. 95–101; Glendinning. 2014. P. 12–16).

Обнародованная спустя 2 года после окончания второй мировой войны, «M. D.» стала неожиданностью для общественности, предполагавшей появление в послевоенное время документа скорее социальной направленности. Энциклика представляет собой реакцию на глубокий кризис в литургическом движении (особенно в Германии и Австрии —см.: Maas-Ewerd Th. Die Krise der Liturgischen Bewegung in Deutschland und Österreich: Zu den Auseinandersetzungen um die «liturgische Frage» in den Jahren 1939 bis 1944. Regensburg, 1981), мн. инициативы к-рого получили в документе одобрение (наряду с предостережениями от самовольных крайностей и злоупотреблений, таящих в себе опасность затемнения чистоты веры и искажений в аскетическом учении — AAS. 1947. P. 524). Особо отмечены заслуги на этой стезе бенедиктинских мон-рей (Ibid. P. 523) — редкий случай эксплицитного выражения одобрения в чей-то адрес в офиц. послании ко всей католич. Церкви. Появление энциклики в разгар литургических споров, в период создания новых теорий и методов, попыток предпринять на местах практические нововведения имело, кроме того, целью в очередной раз дать понять, что только высшая церковная власть, в первую очередь Римский папа, обладает правом устанавливать критерии истинности, утверждать дисциплинарные правила и определять направления развития в этой области (Wendel. 2004. S. 29, 171). В связи с этим папа Пий XII утверждает, что, хотя формула «lex orandi, lex credendi» (лат.— закон молитвы служит законом веры), восходящая к Просперу Аквитанскому († ок. 455), правильно отражает присущую католич. традиции опору на молитвенную практику как на источник познания и догматических определений — напр., о непорочном зачатии Пресв. Девы Марии,— нельзя усваивать литургии абсолютную и самостоятельную роль в деле установления норм вероучения. Поскольку литургия есть одновременно исповедание и выражение (professio) богооткровенных истин, она подчинена (subicitur) авторитету высшего учительства Церкви, а наиболее точный смысл отношения между богослужением и верой заключается в том, что «закон молитвы определяется законом веры» (lex credendi legem statuat supplicandi — AAS. 1947. P. 540–541).

Текст «M. D.» состоит Текст «M. D.» состоит из 3 основных тематических разделов, посвященных месту и смыслу литургического культа в жизни Римско-католической Церкви и в личном благочестии верующих (Ibid. P. 524–547), сущности евхаристического жертвоприношения (Ibid. P. 547–572) и назначению всего богослужебного круга (Ibid. P. 572–583). В заключительной части следуют наставления церковным пастырям о необходимости активного привлечения народа Божия к участию в церковных таинствах и обрядах, о способствовании его духовному возрастанию, в т. ч. средствами как традиционных, так и новых форм искусства и архитектуры, поскольку богослужение, являясь органичным выражением жизни церковного Тела, не может пребывать в статическом, «антикварном» состоянии, но подвержено историческому развитию благодаря присущему ему человеческому элементу (AAS. 1947. P. 541–544). Многообразие священнодействий и таинств (mysteria), образующих в совокупности литургический год, служит способом и свидетельством подлинного пребывания Христа в Своей Церкви, Его животворного влияния на сердца людей, призванных к активному участию (actuosa participatio) в литургии (Ibid. P. 551).

Текст «M. D.» состоит Текст «M. D.» состоит из 3 основных тематических разделов, посвященных месту и смыслу литургического культа в жизни Римско-католической Церкви и в личном благочестии верующих (Ibid. P. 524–547), сущности евхаристического жертвоприношения (Ibid. P. 547–572) и назначению всего богослужебного круга (Ibid. P. 572–583). В заключительной части следуют наставления церковным пастырям о необходимости активного привлечения народа Божия к участию в церковных таинствах и обрядах, о способствовании его духовному возрастанию, в т. ч. средствами как традиционных, так и новых форм искусства и архитектуры, поскольку богослужение, являясь органичным выражением жизни церковного Тела, не может пребывать в статическом, «антикварном» состоянии, но подвержено историческому развитию благодаря присущему ему человеческому элементу (AAS. 1947. P. 541–544). Многообразие священнодействий и таинств (mysteria), образующих в совокупности литургический год, служит способом и свидетельством подлинного пребывания Христа в Своей Церкви, Его животворного влияния на сердца людей, призванных к активному участию (actuosa participatio) в литургии (Ibid. P. 551).

Согласно тексту «M. D.», литургия — это публичный культ мистического Тела Христа, Церкви в единстве с Ее Главой, состоящий в совместном поклонении Небесному Отцу. Божественное присутствие обосновывается христологически: будучи Искупителем и Основателем Церкви, Христос присутствует в каждом ее литургическом действии и в молитвах, освящая и исполняя благочестие ее членов действенной силой (vis effectrix), происходящей от божественного могущества (Ibid. P. 533). Наряду с этим в энциклике приводится схоластическое разделение первичных источников освящающей действенности. Действенность (efficacitas) таинств проистекает в первую очередь из актов их совершения (ex opere operato), поскольку они непосредственно относятся к искупительным деяниям Христа и сакраментально воспроизводят их; Он Сам их совершает, а от воспринимающих требуется лишь «правильное расположение духа» (Ibidem). Напротив, обряды и моления, сопровождающие таинства, а также др. установленные церковной иерархией ритуалы получают действенность гл. обр. вслед. литургической инициативы самой Церкви (ex opere operantis Ecclesiae), в силу того что она свята и теснейшим образом связана со Христом (Ibid. P. 532).

В соответствии с духовно_телесной природой человека богослужение необходимо имеет внешнюю, видимую сторону, благодаря к-рой также обеспечивается общественное (socialis) измерение и выражается объективный, общинный характер культа. Однако его внутренняя составляющая — возвышение ума и сердца (mentes animique) к совершенной жизни во Христе и полная отдача Ему — должна иметь приоритет, поскольку только через Сына и вместе с Ним возможно подлинно славить Бога Отца (AAS. 1947. P. 531–532). Тем самым папа Пий XII берет под защиту субъективную сторону богослужения, личное молитвенное участие в нем верующих, значение которого нередко заметно умалялось в пользу коллективного начала некоторыми поборниками литургического возрождения. Пренебрежение одной из сторон искажает смысл литургии, сводя ее либо к выхолощенным формулам и церемониям, либо к ложному индивидуалистическому мистицизму и пагубному квиетизму, в то время как между ними не может быть никакого противоречия (Ibid. P. 537, 593).

В «M. D.» одобрено развитое литургическим движением представление о Евхаристии как об «источнике и вершине (caput) подлинного христианского благочестия» (Ibid. P. 523). Евхаристия названа «центральной тайной (mysterium) христианской религии», установленной Первосвященником Христом, заповедавшим непрестанно возобновлять ее в Церкви посредством Его служителей. Бескровная Жертва (sacrificium) на алтаре, хотя и представляет собой по форме «наглядное воспоминание» (memorialis demonstratio), истинно повторяет (iteratur) голгофскую Жертву (hostiam, victimae immolatio) Сына предвечному Отцу, являясь идентичной с ней по сущности и по субъекту, ибо в обоих случаях главным действующим Лицом выступает Сам Христос. Различие состоит в способе (ratio) Жертвоприношения: если на Кресте Жертва была принесена через страдания и кровавую смерть, то на церковном алтаре, поскольку смерть более не властна над прославленной человеческой природой Иисуса Христа и пролитие крови теперь невозможно, она чудесно, таинственным образом (mystico modo) воспроизводится (ostenditur) с помощью «внешних знаков», указывающих на умерщвление. При этом, согласно тексту «М. D.», решающим для реального присутствия Тела и Крови Господа, т. е. Его Самого, под евхаристическими видами (sub quibus adest), условно называемого им «пресуществлением» (transsubstantiatio; термин взят в оригинале текста в кавычки), и действительного повторения крестного Жертвоприношения становится «обозначение и изображение Иисуса Христа в состоянии Жертвы с помощью определенных указаний (per distinctos indices)», таких как, напр., произносимые священником слова освящения (consecrationis verbis) или евхаристические Дары, возносимые в 2 разделенных видах хлеба и вина, что символизирует (figurant) т. о. насильственное расторжение тела и крови (AAS. 1947. P. 548–549, 555, 563).

В «M. D.» подчеркивается незыблемость вероучительной доктрины о принципиальной разнице между иерархическим служением рукоположенных священников, к-рые получают в таинстве Священства по апостольскому преемству сакраментальную власть (potestas) от Бога и отмечены особым благодатным признаком (character), уподобляющим (confirmatos) их Первосвященнику Христу (Ibid. P. 538–539), и общим священством всех крещеных; некоторые представители литургического движения ставили этот догмат под сомнение. Для непрерывного продолжения Своего священнического служения и принесения чистых жертв Искупитель основал «видимое священство», поэтому только священник, и ни в какой мере народ Божий, представляет собой Лицо Господа (personam gerit Domini), является Его служителем у алтаря и тем самым стоит выше простых верующих. Как раз в силу этих прерогатив он имеет литургическую власть выступать от имени общины и не подлежит строгой необходимости ее евхаристического «сослужения» (concelebratio) (Ibid. P. 522, 553–554, 557). Также причащение мирян во время Евхаристии, хотя является в высшей степени желательным, однако не относится к необходимым условиям полноты (integritatem) совершаемого таинства. Для этого требуется только лишь (solummodo) приобщение Св. Дарам священника. (см.:

При этом верующие, став благодаря крещению членами мистического Тела, также участвуют в священстве Христа в соответствующей их статусу мере. Но их жертвоприношение (offere) отлично от жертвоприношения, совершаемого священником, в собственном смысле приносящим Богу Отцу бескровную Жертву (immolatio) во славу Пресв. Троицы и ради блага живых и усопших членов католич. Церкви, что дифференцируется в «M. D.» также на терминологическом уровне Wendel. 2004. S. 250, 257–258). Однако в той степени, в какой верующие внутренне соединяются через обряды и молитвы с сакральными действиями священника, они в некром смысле соучаствуют в евхаристическом жертвоприношении (sacrificium offerunt), и так их духовная жертва (oblatio) включается в сам литургический культ (AAS. 1947. P. 555–556). В документах II Ватиканского Собора, прежде всего в догматической конституции о Церкви «Lumen gentium», такое резкое разделение на всеобщее и иерархическое священство подверглось смягчающей корректировке. В некоторых, гл. обр. экклезиологических, аспектах «M. D.» содержательно продолжает выпущенную Пием XII энциклику «Mystici Corporis» (1943). В целом для литургического богословия «M. D.» характерен сильный христологический акцент при минимальном внимании к пневматологии и при отсутствии обращения к эпиклезе.